Если вы бывали на Обводном канале, западнее Балтийского вокзала вы могли видеть величественную серую арку-переход, соединяющую красные фабричные здания. Эта арка – центральная проходная Красного Треугольника, в прошлом – завода резиновых изделий, на котором и сейчас бурлит жизнь, несмотря на закрытие производства.

История Красного Треугольника началась в 1859 году, когда коммерсант Фердинанд Иванович Краузкопф приехал в Россию делать деньги на галошах. Через год на Обводном канале начала работать первая в России фабрика по производству резины. Фабричное клеймо имело треугольную форму, а с награждением предприятия орденом Красного Знамени РСФСР в 1922 году за предприятием окончательно закрепилось название "Красный Треугольник".

Однако, трудовые заслуги не спасли компанию от банкротства: в 2005 году фабрика закрылась, а помещения были распроданы. К этому моменту многие здания завода находились в плачевном состоянии. Тем не менее, это не отпугнуло арендаторов, и сейчас изветшалые помещения фабрики стали площадкой для множества разнообразных активностей. Именно изучение этих активностей и их кластеризации стало целью исследования, осуществлённого под эгидой проекта Arts for the City. Несколько исследовательских групп сформировались из представителей самых разных профессий: социологи, архитекторы, инженеры, художники, урбанисты и прочие достойные люди в течение нескольких недель топтали Треугольник, пытаясь разобраться, во что же превратился один из старейших заводов Петербурга. Помимо замаскированных под разговоры за жизнь соцопросов обитателей Треугольника, была проведена работа по созданию карты территории, основанная на методике Кевина Линча.

В представленной ниже карте Красного Треугольника показаны вычлененные исследователями районы. Эти зоны выделяются на общем фоне своей собственной индивидуальностью, особой вообразимостью места – способностью вызвать в оказавшемся здесь человеке сильный образ, оставить уникальное впечатление, будь то мрачность промышленных руин или же суета и грохот репетиционных баз.

Любопытство вызывает тот факт, что, несмотря на кажущуюся солидарность резидентов Треугольника в выборе конкретного расположения для своей деятельности, внутри перечисленных групп наблюдается удивительная неслаженность. Люди, арендующие соседние помещения, не знают друг друга и знать не хотят. Трудяги, пребывающие на территории пять дней в неделю на протяжении многих лет подряд, ходят по одному и тому же маршруту и понятия не имеют, что происходит за следующим поворотом. Даже музыканты – казалось бы, наиболее открытый обмену идеями клан Красного Треугольника – не стремятся жить дружно.

Возможно, такая разобщённость спровоцирована самим качеством среды. Недружелюбные развалины не побуждают людей устроить совместный пикник в обеденный перерыв. Невзирая на неподдающееся подсчёту число так или иначе находящихся здесь людей (одних только собственников помещений около семидесяти), территория никак не приспособлена для комфортного, или хотя бы безопасного пребывания на ней. Никаких тротуаров – передвигаться можно только по проезжей части. Конечно, надежда на то, что водитель проезжающего грузовика заметит вас на обочине и галантно объедет, всегда есть.

Учитывая, что резиденты не проявляют никакого интереса по отношению к своим соседям, неудивительно, что "чужаки" и вовсе вызывают у них агрессию. Именно в этом вопросе обитатели Треугольника демонстрируют поразительное единодушие. Местные выстроили собственный хрупкий микрокосм и заранее не одобряют любое внешнее вмешательство: "Они придут и всё сломают!"

Но их можно понять: малый бизнес привлекает сюда низкая стоимость аренды. Каждый рубль, вложенный в реконструкцию территории, может обернуться ростом арендной ставки, и тогда нынешним обитателям придётся покинуть свои офисы. Возможно, именно угроза быть изгнанными со своего привычного места может стать стимулом объединиться в полноценное сообщество.

Попытки превратить Треугольник в креативное пространство уже предпринимались: на территории действовал Центр искусств "Треугольник". Планы этого лофт-проекта были воистину грандиозны: освоение 20 000 кв.м., включающих четыре этажа, две башни и дворик, на которых предполагалось размещение художественных мастерских, семейно-досугового центра, офисов концертных, продюсерских и PR-компаний, репетиционных баз (очевидно, лишними не бывают), театрально-выставочных пространств и даже полноценной киностудии. Однако проект "не смог выжить в эпоху приоритета денежных отношений и бизнеса" и в 2012 году закрылся.

Несмотря на все сложности и противоречия, возникающие в разговоре о реновации промышленных территорий, городу пошло бы на пользу появление крупного арт-центра в депрессивном районе. Яркий пример – московский арт-кластер "Винзавод", открытый в 2007 году на месте бывшего пивоваренного завода. Преобразование привокзальных пост-промышленных трущоб позволило создать первый и крупнейший в России центр современного искусства, который, несомненно, является мощной точкой притяжения на карте столицы. Другой проект, гораздо более масштабный, – Европейский маршрут промышленного наследия (ERIH). В рамках этого проекта осуществляются трансформации опустевших фабрик в комплекс музеев под открытым небом – индустриальный вариант Диснейленда, включающий более 70 площадок в 13 странах.

Существует множество других примеров аналогичных преображений по всему миру. Похоже, что каждый уважающий себя мегаполис стремится превратить пресловутые чёрные дыры в нечто более цивильное. Рано или поздно эти процессы в полную силу развернутся и в Петербурге, в котором промышленные зоны занимают фантастические 40% территории центральных районов – есть где разгуляться воображению проектировщика.